О самолечении
May. 1st, 2003 02:08 amВчера ночью отработала последнюю смену. Дети в достаточном количестве не рождались, поэтому меня перекинули в терапию, а ближе к утру в хирургию. В терапии меня в основном задействовали как переводчика. Было несколько русскоязычных стариков. Запомнилась одна, прибыла с обмороком. Больной желудок, камни в желчном, потеря веса, анемия. При болях в животе и груди принимает, как семечки, кордил под язык, который вообще-то выписали ее мужу, сердечнику.
Интересна ситуация, в который я каждый раз попадаю, когда перевожу что-то неугодное. Например, как-то мне пришлось переводить социальной работнице, она предлагала нестарого еще мужика с инфарктом кишечника (стома, внутривенное питание, пролежни, диабет) помочь устроить в хостель. Гнев семьи обрушился на меня, хотя я очень пыталась абстрагироваться и свое "я" в перевод не вносить. Социальной работницы не существовало, существовала только я, со мной разговаривали на повышенных тонах и на меня только и реагировали. Так же случилось и с кордилозависимой старушкой, которая глотала сердечные таблетки как семечки. Доктор объяснил ей, что боли в груди у нее от желудка, а не от сердца, и отобрал кордил, потому что в больнице запрещено принимать свои лекарства. Их обычно не отбирают, просто объясняют, но тут был особый случай. Сначала старушка требовала снотворное, срочно. Прошло какое-то время, прежде чем врач ее осмотрел и выписал рецепт, и когда таблетка добралась до нее, она уже хотела лекарство от болей в груди. Когда ей принесли таблетку от болей в желудке, старушка уже потеряла веру в человечество. Она сказала мне, что мы хотим ее отравить, и потребовала срочно вызвать мужа. На часах было 3 часа ночи. Муж жил в отдаленном поселке и машины у них не было, поэтому звонить я отказалась и объяснила ей, что ничего не случится, если он приедет к ней утром.
Старушка стояла возле поста и скандалила. Мы хотим ее уморить. Таблетки, которые мы ей дали, неизвестно какие таблетки, от них она не проснется, и это наша цель. Она напишет в газету и на телевидение, и меня лишат диплома. Которого нет? Тогда не дадут! Отдайте немедленно ей сердечные лекарства, ей плохо и нужно срочно принять несколько штук.
Я пыталась уговорить ее улечься в постель, принять снотворное и обезбаливающее. Потом она приняла одну таблетку (мы мечтали, чтобы это оказалось снотворное!) обезбаливающего и упрекала меня в том, что оно не действует, а я ведь обещала, что оно поможет. Она лучше знает, что ей поможет. Она 30 лет работала в больнице! Кем? Неважно! Санитаркой! Но одна женщина в лаборатории сказала ей, что при таком стаже работы в больнице она должна разбираться в медицине не хуже врачей. Сначала я пыталась переводить туда-обратно. Советы врача лечь, успокоиться и попытаться отдохнуть воспринимались как издевательство, причем лично мое. Потом старушка устала и просто стояла, сверля нас взглядом и ревниво провожая каждого, кто проходил мимо нее к больному. Даже стул она отказалась от нас принять! Если бы мне пришлось писать про нее кардекс, я обязательно отметила бы ее истеричность и параноидальность. Я робко вякнула, что, может, не нужно было отбирать таблетки, мы не обязаны знать, что у нее в тумбочке. Медбрат-араб строго сказал мне, что пусть лучше старушка стоит всю ночь напролет у стойки, чем наестся таблеток и с ней что-то случится. В 5 утра мне пришлось уйти, ивритоязычный коллектив провожал меня с сожалением. Глупые, они не понимают, что без меня им будет легче, никто не будет переводить, и все истерики пройдут мимо сознания. А когда энергию не получается откачивать словами, попытки быстро прекращаются. Наверное, таки бабулька была вампир.
Еще у другой русской бабушки видела под подушкой тронувший меня до слез плакатик. Большими, с ладонь, русскими буквами на нем было написано на иврите "мне больно". Это значит, что она еще и видит плохо.
Интересна ситуация, в который я каждый раз попадаю, когда перевожу что-то неугодное. Например, как-то мне пришлось переводить социальной работнице, она предлагала нестарого еще мужика с инфарктом кишечника (стома, внутривенное питание, пролежни, диабет) помочь устроить в хостель. Гнев семьи обрушился на меня, хотя я очень пыталась абстрагироваться и свое "я" в перевод не вносить. Социальной работницы не существовало, существовала только я, со мной разговаривали на повышенных тонах и на меня только и реагировали. Так же случилось и с кордилозависимой старушкой, которая глотала сердечные таблетки как семечки. Доктор объяснил ей, что боли в груди у нее от желудка, а не от сердца, и отобрал кордил, потому что в больнице запрещено принимать свои лекарства. Их обычно не отбирают, просто объясняют, но тут был особый случай. Сначала старушка требовала снотворное, срочно. Прошло какое-то время, прежде чем врач ее осмотрел и выписал рецепт, и когда таблетка добралась до нее, она уже хотела лекарство от болей в груди. Когда ей принесли таблетку от болей в желудке, старушка уже потеряла веру в человечество. Она сказала мне, что мы хотим ее отравить, и потребовала срочно вызвать мужа. На часах было 3 часа ночи. Муж жил в отдаленном поселке и машины у них не было, поэтому звонить я отказалась и объяснила ей, что ничего не случится, если он приедет к ней утром.
Старушка стояла возле поста и скандалила. Мы хотим ее уморить. Таблетки, которые мы ей дали, неизвестно какие таблетки, от них она не проснется, и это наша цель. Она напишет в газету и на телевидение, и меня лишат диплома. Которого нет? Тогда не дадут! Отдайте немедленно ей сердечные лекарства, ей плохо и нужно срочно принять несколько штук.
Я пыталась уговорить ее улечься в постель, принять снотворное и обезбаливающее. Потом она приняла одну таблетку (мы мечтали, чтобы это оказалось снотворное!) обезбаливающего и упрекала меня в том, что оно не действует, а я ведь обещала, что оно поможет. Она лучше знает, что ей поможет. Она 30 лет работала в больнице! Кем? Неважно! Санитаркой! Но одна женщина в лаборатории сказала ей, что при таком стаже работы в больнице она должна разбираться в медицине не хуже врачей. Сначала я пыталась переводить туда-обратно. Советы врача лечь, успокоиться и попытаться отдохнуть воспринимались как издевательство, причем лично мое. Потом старушка устала и просто стояла, сверля нас взглядом и ревниво провожая каждого, кто проходил мимо нее к больному. Даже стул она отказалась от нас принять! Если бы мне пришлось писать про нее кардекс, я обязательно отметила бы ее истеричность и параноидальность. Я робко вякнула, что, может, не нужно было отбирать таблетки, мы не обязаны знать, что у нее в тумбочке. Медбрат-араб строго сказал мне, что пусть лучше старушка стоит всю ночь напролет у стойки, чем наестся таблеток и с ней что-то случится. В 5 утра мне пришлось уйти, ивритоязычный коллектив провожал меня с сожалением. Глупые, они не понимают, что без меня им будет легче, никто не будет переводить, и все истерики пройдут мимо сознания. А когда энергию не получается откачивать словами, попытки быстро прекращаются. Наверное, таки бабулька была вампир.
Еще у другой русской бабушки видела под подушкой тронувший меня до слез плакатик. Большими, с ладонь, русскими буквами на нем было написано на иврите "мне больно". Это значит, что она еще и видит плохо.